Тема недели: Будущее русского языка

Данный выпуск включает заметку автора данного проекта и размышления поэта и филолога Леонида Кочеткова о будущем русского языка.
К участию в этом обсуждении приглашаются все желающие.
Пишите по адресу
russmne@emory.edu
Subject: iazyk

                                        Михаил Эпштейн.

 Судьба русской культуры зависит от судьбы языка: останется ли он русским или, по прошествии нескольких веков, олатинится по алфавиту, или по лексике, или даже и по грамматике - вольется в мировой язык, составленный, скорей всего, на основе английского и испанского. Латинизация русского алфавита - перспектива хоть и пугающая, но вполне осязаемая уже к концу  нашего нового века, по крайней мере, для нехудожественной словесности. Стандарты письменного общения, нормы внятности задаются электронными средствами коммуникации, а кириллица мало того, что маленький островок в море электро-письмен, - она еще сама раздробила себя на несколько кодировок, из-за чего многие русские переписываются на латинице.

Этот период "новофеодальной" раздробленности  вряд ли  пройдет  без тяжелых последствий для кириллицы: латиница ее начинает вытеснять даже среди русскоязычных.  Сербы, у которых есть особые причины не любить латиницу,  -  и те постепенно на нее переходят. Так что, возможно, через сто лет кириллица останется именно азбукой художественного письма, отличительным эстетическим признаком. Одновременно появятся и произведения, созданные на "живой", разговорно-деловой латинице (как Данте перешел от литературной латыни к живому, хотя и "вульгарному" итальянскому и стал одним из основоположников новоевропейских литератур). Латинская версия русского начнет эстетизироваться, появится дополнительная возможность многозначной игры со словами других языков... Говорю это с ужасом, но представляю неизбежность такого поворота вещей.

 Возможен и другой способ развития русского языка - не через заимствование (алфавита, лексики), а через развитие индоевропейской системы корней, которую славянские языки делят с романскими и германскими. Может быть, на основе русского будет построен такой язык, по отношению к которому современный русский будет только частным случаем.  Из 500 слов на "люб", которые будут в языке, в нынешнем русском есть только одна десятая. Это не просто заполнение лакун, а воссоздание того языкового объема, словомысленного пространства, которое охватит и русский, и другие индоевропейские языки. Воссознание-воссоздание индоевропейской основы современных языков,  но уже не как праосновы, а как мыслимого и "рекомого" будущего, - такова одна из возможностей поступательного возвращения русского в мировую языковую семью. Мне представляется, что будущий мировой язык должен быть не пананглийским или паниспанским, но ново-индоевропейским, - должен восстановить те формы корневой, лексической, грамматической общности, которые все индоевреопейские языки  имели в истоке своего развития и дифференциации.

 Быть может, перед переходом от живых языков к машинным настала пора и потребность доразвить до конца, спроецировать во все мыслимые стороны "корне-кронную" систему русского языка, охватить древо развития языка как единое целое: от древнейших индо-европейских корней до  тех раскидистых крон, над которыми уже вскоре полетит искусственный интеллект, вовсе оторвавшись от национально-исторической почвы языкосложения.

 Кто я по своим культурным корням? Да тот же, кто и по языковым: индоевропеец.  Не западник и не восточник, не русский, не американец, не евро-еврей - это все более частные характеристики, которые необходимы, но недостаточны. У всех этих культур - общее индоевропейское наследие, которое сохранилось прежде всего - и почти единственно - в языках (отчасти и в мифах, архетипах). И значит, по мере того как будет объединяться человечество и вырабатываться общий язык, индоевропейские корни начнут заново обнажаться в  сходящейся перспективе разных языков. Сейчас, возможно, назревает грандиозная реформа русского языка: не горизонтальное вхождение в современность, через заимствования, подражание - а по вертикали: не англизация, не европеизация, а индоевропеизация, т.е. восхождение к первородным корням, а через них - к общепонятным производным, с ясными индоевропейскими корнями и  ответвлениями.

 У нас, русскоговорящих, разъехавшихся по всему миру: россиян,  американцев, израильтян, австралийцев, канадцев, германцев,  язык - единственное общее наследие. Напрасно искать общности на каких-то политических платформах или в культурных программах - здесь нас разделяют возраст, воспитание, вкусы, место жительства, и т.д. Но язык, знаковая система,  культурный генофонд у нас один, и значит, первейшая забота и точка схождения - не дать вымереть  языку.

 В 19-ом веке русское языковое пространство  быстро наполнялось, словарь Даля лопается от изобилия слов, правда, и тогда уже обращенных скорей в прошлое, чем в будущее: к старинным промыслам, ремеслам, вещам домотканного быта. Но также и нравственные, умственные явления и свойства представлены обильно: корней немного, но сколько производных! На один корень -"добро"  у Даля 200 слов. Густо разрослись, пышно, кажется, еще один век быстрого развития и уплотнится население этой равнины, и станет тесно и весело от многоголосия смыслов. Однако в 20 в. язык пошел  на убыль, вчетверо-впятеро, если не больше, поредела его  крона, обломались ветви, и от многих корней остались черные пни. Вот корень "леп", от которого дошли до нас слова "лепить, лепка, лепнина, лепной, лепка, лепешка" - и только. А у Даля:  лепленье,  леп, лепкий, лепковатый, лепкость, лепитель,  лепщик, лепила, лепнуться, лепня, лепок, лепком, лепма, лепушка, лепа, лепеха,  лепешица, лепеш, лепешник, лепешечник, лепешный, лепешечный, лепешковый, лепешковатый, лепёщатый, лепешить. Было у корня 26 веточек, осталось шесть.

 Нынешний русский "вянет на корню". Самое тревожное - что исконно русские корни в 20-ом веке замедлили и даже прекратили рост, и многие ветви оказались вырубленными. Общий взгляд на состояние языка  приносит  печальную картину: от глубинных, первородных корней торчат несколько разрозненных веточек, и не только не происходит дальнейшего ветвления, а наоборот, ветви падают, происходит облысение словолеса. У Даля в корневом гнезде "-люб-" приводятся около 150 слов, от "любиться" до "любощедрый", от "любушка" до "любодейство" (сюда еще не входят приставочные образования). В четырехтомном Академическом словаре 1982 г. - 41 слово. Выходит, что корень "люб" за сто лет не только не дал прироста, новых ветвлений, но напротив, начал резко увядать и терять свою крону.

 В последнее десятилетие происходит, конечно, быстрое обновление  словарного состава, но в основном за счет двух источников: (1) заимствование огромного количества слов  из английского языка и (2) вхождение, можно даже сказать, наезд на язык уголовно-бандитской лексики и фразеологии, жаргонных и просторечных низов языка, которые въехали в публицистику, журналистику, литературу, сделав себе такую же "златоустую" карьеру, как и их златозубые носители.

Далевские слова в языке не восстановить, потому что многие  связаны с кругом устаревших, местных значений, церковно-славянизмами и т. д.; но в живом языке и корни должны расти, ветвиться, приносить новые слова. Знаменательно, что Солженицын, который в своем "Русском словаре языкового расширения" (М., Наука, 1990)  пытается расширить современный русский язык введением слов из Даля, вынужден его резко сокращать,  не только прореживать далевский словник, но и  сужать значения и толкования слов (см. об этом мою статью "Слово как произведение. О жанре однословия", "Новый мир", #9, 2000).

Во всех словарях русского языка советской эпохи в общей сложности приводятся 125 тысяч слов - это очень мало для  развитого языка,  с огромной литературным прошлым и потенциалом. Тем более, что значительную часть этого фонда составляют однообразные и малоупотребительные суффиксальные образования, типа  "судьбинушка, спинушка, перинушка, детинушка, калинушка, долинушка, былинушка..."  Почти 300 слов только женского рода с суффиксом "ушк" внесли составители в семнадцатитомный Большой Академический словарь (1960-е), чтобы представить развитие и богатство языка  в советскую эпоху; а между тем из языка выпалo множество полнозначных ответвлений от действительно плодовитых, смыслоносных корней.

  С языком происходит примерно то же, что с населением.  Население России чуть ли не втрое меньше того, каким должно было быть по демографическим подсчетам начала 20 в. И дело не только в убыли населения, но и в недороде. 60 или 70 миллионов погибли в результате исторических экспериментов и катастроф, но вдвое больше из тех, что могли, демографически должны были родиться - не родились, не приняла их социальная среда из тех генетических глубин, откуда они рвались к рождению. Вот так и в русском языке:  мало того, что убыль, но еще и недород. Мертвые слова вряд ли можно полностью воскресить, хотя солженицынская попытка заслуживает большого  уважения,  - скорее нужно народить новые слова, не на пустом месте, а произрастить их из древних корней в соответствии со смысловой потребностью.

Я пытаюсь участвовать в этом процессе "Даром слова", где предлагаются  расширительные модели словообразования:  древнейшие  корни начинают ворочаться в почве русского языка, заново прорастать и разветвляться, а тем самым и сплетаться с другими языками индоевропейской семьи. Если взять только корень "люб", вот какие слова предлагаются в "Даре" (выпуски 4, 6, 7, 18, 21; всех их можно найти на заглавной странице "Дара слова"  [http://www.russ.ru/antolog/INTELNET/dar0.html]):

 

Равнолюбие  Равнолюбый  Равнолюбный  Равнолюб  Равнолюбец  Равнолюбчество  Равнолюбивый  Равнолюбчивый Разнолюбие  Разнолюбье  Разнолюб  Разнолюбец  Разнолюбый  Разнолюбчивый Разнолюбствовать

Любля Любь (несколько значений) Любич  Влюбь  Любье-разлюбье  Безлюбье  Любород  Любородный (2 значения)  Любородие  Люботворный (2 значения)  Люботворец  Люботворчество Люб (2 значения) Любо

Благодаря морфологической одаренности русского языка, каждый корень в сочетании с  приставками и подставками (суффиксами) может заиграть множеством смысловых оттенков, отсветов, как  тонко отграненный алмаз. Такая медитация над словом, удлинение и усечение его состава и происходящее отсюда мерцание смысла, - один из самых интересных и духоподъемных способов медитации. Для создания и мысле-действенного освоения новых понятий и смыслов русский язык, с его  разветвленной системой словообразования,  предоставляет богатейший выбор.

                                         Леонид Кочетков
 

Здравствуйте,  Михаил:

Мне весьма по душе озабоченность Ваша состоянием языка, и я готов во многом с Вами согласиться.

Однако ж с некоторыми положениями Вашими поспорю.
Во 1-х, я совсем не уверен, что английский язык удержит в будущем свое положение главного международного языка. Еще сто лет назад он таковым не был и вряд ли останется им через те же сто лет. Мало кто вспомнит, что когда-то международным языком был португальский, а еще раньше латынь.

Во-2-х, что  касается гибрида английского с испанским или каким-нибудь другим романским языком, то, мне кажется, это не пойдет дальше песенок Рики Мартина. Несмотря на все объединительные процессы, совершающиеся в мире, будущее в языковой политике за умеренным, а кое-где и не очень, национализмом, какой, к примеру, исповедуют французы с их франкофонией.

Уверен, что если бы в отношении русского языка велась бы подобная политика, не пришлось бы сталкиваться с явлением глатинизациих или иной гзациих русского языка.

Что до латиницы, то традиция записывать русские слова с помощью иных, некириллических, азбук существует даже больше, чем собственно традиция русского кирилловского письма. Достаточно вспомнить широко известные гчерты и резых, упомянутые черноризцем Храбром в его "Сказании о письменех" и его же свидетельства попыток записать славянские тексты латинским и греческим алфавитом гбез устроениях.

Весь вопрос в том, что латиница вообще, даже в сравнении с другими славянскими языками, не очень подходит для записи русского текста с его мягкостью-твердостью согласных и прочими особенностями. Кириллица изначально создавалась под славянскую фонетическую систему, и славяне, теперь использующие латиницу, обратились к ней вовсе не из-за ее удобств. Можно вспомнить, что глаголицей пользовались и чехи с мораванами, и словенцы, а хорваты вплоть до XIX века употребляли глаголицу для записи богослужебных текстов. Таким образом, дело, на мой взгляд, в недостаточной граскрученностих славянской азбуки, в ее забитом, загнанном положении. Написать слово мороз латиницей кажется кому-то невероятно модным.

Возьмем сходные по строению китайский и вьетнамский языки. Вьетнамцы без труда пользуются латиницей, китайцы остались верны иероглифической системе, хотя вьетнамский в фонетическом отношении даже сложнее китайского (шесть тонов вместо четырех). Но у китайцев за плечами пятитысячелетняя культура, и перейти  на фонетическое письмо п  лишить себя прошлого. То же может случиться и с нами, буде мы задумаем отказаться от почти тысячелетней истории развития нашей письменности.

Я до сих пор считаю, что некоторым славянским языком переход на кириллицу (устроенную славянских ради языков) добавил бы ясности (особенно это касается польского), но, конечно, подобный шаг тоже оставил бы эти народы без их традиции.

Что до нового общего индоевропейского языка, то практически это мало выполнимая задача. Уже в том старом праиндоевропейском языке были диалектные различия. Что говорить о современных языках индоевропейской группы! Все они настолько разошлись между собой в строе (почти изолирующий строй английского, строгий аналитизм африкаанс, переходный от синтетизма к аналитизму болгарский, значительные следы синтетизма в немецком и исландском языках,  развитой синтетизм  большинства славянских и балтийских языков), что привести их к общему знаменателю будет невероятно сложно.

На мой взгляд, для русского языка было бы полезней больше взаимодействовать с другими славянскими, начав в первую очередь с заимствований из них нужных слов. Таковое движение не будем чем-то искусственным п заимствует же русский литературный слова из собственных диалектов, а что суть славянские языки, как не гнаречиях единого славянского праязыка. Приведу пример слова гинтеллектуалецх, известного в сербском и болгарском языках и значащего то же, что наше гинтеллектуалх. Это слово, будучи заимствовано в русский, могло бы значить некую смесь интеллектуала и дельца, т.е. человека, использующего мозги для зарабатывания денег.

Идея  гкорнесловиях  имеет длительную традицию, и весьма приятно видеть Вас ее приверженцем. Вам, вероятно, известны опыты адмирала Шишкова в этой области.  Несмотря на многие несуразности его этимологических штудий, он с полным основанием может быть назван отцом русского корнесловия, как раз с тем паниндоевропейским уклоном, который исповедуете Вы.

Работая со словом, точнее сообщаясь с оным, как это делаете Вы, и как делали до Вас Шишков, Даль, Хлебников и другие, мы можем избегнуть нынешних болезней русского языка, корни которых именно в неразмышлении над словом, неразумении гкругов знаменованиях русского слова, пренебрежении его образностью и богатством. Наш нынешний язык грешит множеством мелких неточностей вроде годеватьх вместо гнадеватьх, гнелицеприятныйх в значении гнеприятныйх; обилием всякого рода тавтологий, плеоназмов, вообще, неверного употребления слова вопреки корневому значению, противу духа слова. Это лишь следствие упадка слова, клишированности мышления, господствующей сейчас.

Ваши деяния достойны только похвалы, ибо радение о языке, попечение о его процветании единственно может помочь ему выжить.

Успехов на этом пути.
С уважением, Леонид Кочетков.
l_kochetkov@mail.ru