С туманных школьных лет помнится нам звонкое слово о товариществе, произнесенное Тарасом Бульбой к слезному умилению всего казачьего воинства. Дескать, нет уз святее товарищества; никакая другая земля, кроме русской, не рождает на свет такого крепкого мужского товарищества, дерзко рвущего узы материнской и женской любви.

        В Америке это красноречивое заявление было бы воспринято однозначно: как проявление скрытых гомосексуальных наклонностей либо героя, либо самого автора. И в доказательство привели бы такую, например, живописную сцену товарищества у Гоголя: "И видно было, как то там, то в другом месте падал на землю козак. Как товарищ, обнявши товарища, расчувствовавшись и даже заплакавши, валился вместе с ним. Там гурьбою улегалась целая куча... " ("Тарас Бульба"). Что подобная дружба, мужская или женская, есть проявление гомосексуальности, толкуется однозначно.

        Вообще в Америке различие между холостой и брачной жизнью выражено сильнее, чем в России. В юном возрасте однополых компаний больше, а в зрелом - гораздо меньше. Например, американские мальчики и девочки разделены на две скаутские организации, в отличие от единой пионерской организации в СССР. В университетах все самодеятельные студенческие союзы делялся на братства и сестринства, подчас с раздельными общежитиями, внутри которых и проводят студенты основную часть досуга. Даже колледжи и университеты бывают чисто мужские или женские, а также частные школы, клубы и т.д.

        Зато после брака все холостые обычаи сразу отмирают, сменяясь твердым бытом внутри семьи. Чисто мужские или чисто женские дружбы в этом возрасте воспринимаются скорее как половые предпочтения. Принято, что супруги общаются домами, дружат семьями, отдавая первенство семейному началу над собственно дружеским. Если муж и жена воистину единая плоть, то и в дружбу это двоеполое существо должно вступать с подобными себе: пара - с парой.

        Отсюда даже известные эксцессы, когда пары вступают между собой не просто в дружеский, но в любовный союз. Вместо того, чтобы украдкой изменять супругу, лгать, выворачиваться - не лучше ли вместе отправиться на свидание с другой парой, чтобы разделить полюбовно, внутрисемейно даже грех прелюбодеяния.

        Если же муж отправляется пропустить рюмочку в компании приятелей, а жена спешит изливать душу к подруге - в этом явно видится признак семейного неблагополучия.

        И тогда задумываешься, откуда, собственно, идет эта российская традиция товарищества, когда мужчины сбиваются в свои молодецкие стаи, с выпивкой, галдежем и куражом, а женщины - в свои задушевные сестринства, нежно щебечущие, жалобно воркующие. Отчего это выпадение из брачного уюта в однополую стихию? - не тайный ли гомосексуальный компонент российской цивилизации?  Армейские начала явно превосходят семейственность. Сколь плодовитой окажется такая цивилизация, где мужчины и женщины предпочитают проводить время раздельно и завязывать тесные дружбы "в своем кругу"?

        Не то чтобы гомосексуализм сам по себе был порочен - Боже упаси дурно выразиться об однополой любви в американском обществе, исключительно терпимом к правам меньшинств и нетерпимом к насильственным притязаниям большинства. Лесбиянки и гомосексуалисты окружены в Америке всеобщим признанием своих особых запросов - но при этом они остаются все-таки меньшинствами.

        В России - наоборот. Как физиологическое явление, гомосексуализм если и не преследуется уже по всей строгости уголовных законов, то во всяком случае никак не пользуется общественной симпатией. Гомосексуалистам, например, не позволяют регистрировать браков, брать на воспитание детей и т.д. Но при этом общество, столь настороженное по отношению к физическому гомосексуализму, само находится во власти социального гомосексуализма, который весьма успешно разрушает те самые браки, чистота которых усиленно оберегается от всяких сексуальных ересей и экспериментов.

        Женщины, обнявшие друг друга за талию, шепчущие друг другу откровенности, которых никогда бы не доверили мужьям... Мужья, бросившие семейный очаг, чтобы в окружении собутыльников с наслаждением вдыхать перегар от крепких дружеских возлияний... Социальный гомосексуализм, в отличие от физиологического, не ограничивается меньшинствами - он присущ советскому обществу как таковому, этой великой армии, идущей под знаменем великих идей: мужчины сосредоточены в походных частях, женщины - в обозных. Или, если хотите, это общество подобно концлагерю, где мужские бараки стеной и вышками отгорожены от женских. Естественно, и в армии, и даже в концлагере дают короткую свиданку, но основная жизнь мужчин и женщин уже сложилась и протекает раздельно, в траншее с товарищами или на кухне с товарками.

        Вот эта редкая свиданка, после которой пути мужчин и женщин опять расходятся, и есть советская семья. Отчего бы, вроде, и не посидеть бок о бок с женой - но, по словам нашего эпического Тараса, "козак не на то, чтобы возиться с бабами..." Неудержимо тянет наружу, в мужские застолья, карты и шахматы, партийные кружки, спортивные клубы, в шумные пивные сборища и тихие рыбацкие шалаши. Чтобы к оставленной жене на освобожденное домашнее местечко быстро прилетела подруга, приклонила плечо в опору и утешенье. В Америке такое бывает, если семья действительно распадается. В Союзе же, наоборот, разделение мужних и жениных компаний есть способ сохранения семьи, чтобы она не замыкалась сама в себе, не разрушалась от разности половых психологий.

        Вот почему так трудно оказывается российским людям, попавшим в Америку, - не с кем дружить, всё семья да семья. Некуда податься, не с кем забыться - все попрятались по своим семьям. А если семьями общаться, то разве можно отвести душу, поделиться грубо-сокровенным в присутствии своей пары? Между семьями и общение бесполое, все о погоде да о кино.

        Если же перейти с американцем официальный предел, чуть пораспахнуть ворот, душу свою показать - он же первый станет тебя сторониться. Зачем ты ему свою частную собственность, свой внутренний мир навязываешь? Или взамен чего-то просишь? Или в сексуальные партнеры себя предлагаешь? Такой колхоз, который в России называется откровенным разговором, такой дележ духовного имущества в Америке не принят и возможен только между супругами.

        И вот сидит российский уроженец в каком-нибудь Мичигане или Оклахоме - и не знает, что ему делать со своей душой, с кем поделиться, помимо супруги, с которой и так всё давно поделено. Сладким духом вольного кочевья, молодецкого загула, сохранившимся на Руси вопреки обязательной прописке, в Америке и не пахнет. Здесь впервые начинаешь понимать, что такое оседлая цивилизация, вполне осевшая по домам, по частным поместьям и промыслам, из которых главный - семья. Вспомним классическое название: Фридих Энгельс, "Происхождение семьи, частной собственности и государства" - там недаром все эти понятия рядом поставлены. Семья есть форма частной собственности, а где чувство семьи ослаблено - там и собственность общественная, а государство - просто вор в законе. В этом тоже, конечно, есть своя прелесть: бродить с товарищами по улицам, бражничать, бродяжничать, как остаток Золотой Орды или Запорожской Сечи.

        Конечно, не под советской властью, а еще раньше, в татарских степях и в российской деревне, сложился этот раздельный обиход и однополые пристрастия. Мужики, как положено, с мужиками, а бабы - с бабами, и не дай Бог обабиться первым или затребовать равенства вторым. Отсюда недалеко и до аскетизма большевиков, ничуть не монашеского, не христианского типа, а вот именно замешанного на мужицком стихийном гомосексуализме. "Ночку с бабой повозился - сам наутро бабой стал". И тогда гордый Разин избавляется от своего позора - кидает в матушку Волгу персиянскую княжну, чтобы вновь войти в принадлежность мужского круга. Так и революционеры кидали "в Волгу" свои семьи и прочие мужские "слабости", чтобы не дай Бог не обабиться и не вызвать презрения товарищей. Так подростки сбиваются в стаю и хихикают над девчонками. Это нервная стадия незрелости, когда от детского полового неразличения уже ушли, а к взрослому половому общению еще не пришли, - и вот ходят стайками, мальчики и девочки порознь.

        В объяснение этой традиции можно сослаться и на идиотизм деревенского быта, и на грубое первобытное разделение труда, сугубо мужского или только женского, а также на сплошь революционные и военно-стратегические обстоятельства истории, уводившие мужей от жен. Но факт остается фактом - крепкая, дружная семья в советском обществе не сложилась. Дружба все время ведет в сторону от семьи.

        Семья же, как известно, является первичной ячейкой общества. И тогда позволительно спросить: как же может развиваться общество, если оно в целях своего развития постоянно разрушает собственную первичную ячейку? Если оно постоянно разлучает сильную и прекрасную половины, отправляя первую в окоп, а вторую - в обоз, где они до того уже сродняются с махорочным горьким дымом или с запахом каши и щей, что товарищи становятся милее жен, а товарки - ближе мужей?

        Вечная однополая потенция, дремлющая, как говорит психоанализ, в любом человеке, пробуждается у советских людей по инициативе самого общества, столь же неутолимого в своих гомосексуальных страстях, как неумолимо оно подавляет эти страсти в каждом отдельном своем члене.

        И тогда не стоит удивляться, что бесплодие становится уделом социально однополого общества. Бесплодие материальное, духовное, экономическое, историческое - всякое. Подавляется плодовитый семейный эрос и разжигается всякий другой: классовый, национальный, армейский, партийный, спортивный, который отличается своим однополым характером, тем, что в старину именовалось содомией.

        Разве не содомитский смысл у столь привычной для нас гоголевско-горьковской героики, проклинающей подлый мещанский быт и освящающей вольный разгул  товарищества? Но там, где погасает семейный очаг, вскоре вспыхивает столб карающего огня, испепеливший Содом и Гоморру.

Март 1991