Как мы любили экологию в наши молодые годы, когда на призыв партии увеличить производительность и усилить борьбу - отвечали безмолвным отказом леса, луга и моря! Природа была столь вопиюще внеклассова и антисоциальна, что оставалось только ей позавидовать и с ней сродниться. Экология была наукой нежного сопротивления, более стойкого, чем Сахаров и Солженицын, потому что в нем участвовали не одинокие герои, а миллиарды и триллионы живых организмов, от клеток и одноклеточных до зубров в Беловежской пуще...

 И вот теперь экология - одно из самых могущественных движений на планете, призванное эту планету спасти. Всем уже ясно, что человечество должно пуще зеницы ока хранить чистоту рек и ясность неба. Ибо природа - не просто окружающая среда, а великая Матерь, пуповина от которой никогда не прервется; и впуская в нее промышленные яды, человечество отравляет само себя.

После конца всех идеологий нарождается новая сверхидеология - экология. Идеология безыдейной природы. День Земли становится праздником всей земли. Стремительно зеленеет политический спектр самых разных партий и направлений. И при всей враждебности "правых" и "левых", "радикалов" и "консерваторов", "либералов" и "марксистов" - все они как-то легко сходятся на том, что природу нужно лелеять и оберегать от хищного человеческого рода.

Таков парадокс. Чем больше страдала природа, тем больше оказывались в выигрыше защитники природы. Ее верные рыцари. Ее меченосцы. Раньше экология была тихий выдох и кроткая молитва: "защити, спаси и помилуй!" Теперь она превращается в грозный клич, проклятие и приговор: "да сгинет эта преступная цивилизация, приносящая неисчислимые бедствия нашей прекрасной планете!"

 Где-то мы уже слышали этот мощный раскат гнева. Уже гремел великий гром над сворой псов и палачей, причиняющих невыносимые страдания трудовому народу. И теперь на развалинах воинственной социальной утопии легко прижиться цепким зеленым побегам экологии, стократ более правдивой и величавой.

Ведь что такое борьба классов в сравнении с вековечной борьбой цивилизации и природы? Так, пустячок из истории 20-го века. С 21-го века мелочи внутриклассовых распрей будут изжиты и вовсю развернется грандиозная баталия между защитниками цивилизации и природы. Под зелеными флагами, идейная функция которых совпадает с маскировочной, пойдут в битву стражи лугов, нимфы лесов, наяды озер и боевые легионы "ангелов чистого неба".

Окажется, что вся древняя языческая мифология - это вовсе не фантазия, а предсказание светлого будущего. Зевс, Нептун, Вулкан, Деметра, Артемида - все это классика экологии, которую нужно политически привлечь на защиту древних стихий. В каждом озере будет обитать своя наяда - представительница женской лиги в защиту девственной чистоты наших вод. А за каждым кустом сирени будет стоять дриада и обрубать руку тому, кто потянется сорвать душистую ветвь в подарок возлюбленной.

 Если же его любовь все-таки увенчается взаимностью и принесет законные плоды, то после второго отпрыска супруг будет оскоплен. Чтобы лишнее чадо не чадило воздух и не потребляло драгоценных природных ресурсов, и без того ограниченных.

 Может быть, это и преувеличение, но никак не шутка. Именно такова программа ряда экологических движений на Западе, легко смыкающихся с мальтузианством, теорией перенаселенности нашей планеты. Экологи бьют тревогу. Человечество плодится и размножается, а природные запасы ограничены. Урожайность растет в арифметической, а рождаемость - в геометрической прогрессии. Человек плодовитее, чем рис или кукуруза.

 Выход один: сократить рождаемость. Ограничить потребление. Беречь ресурсы. Каждая новая фабрика - удар по достоинству природы и покушение на счастье человечества. Необходимо срочно покончить с концепцией развития и заменить ее концепцией сохранения. И пусть правительство позаботится, чтобы рост населения страны не превышал уровня ее ресурсов.

Как всякий мироспасительный проект, экология сама становится опасной. Так и видится предел экологических мечтаний: голубая планета в блеске океанов, овеянная свежим дыханием лесов - и ни одного преступного следа не осталось на ее девственном лоне! Вообще никаких следов. Как прекрасен мир без человека! Без человека - это звучит и смиренно, и гордо!

И какой прекрасный повод порассуждать об арийской расе, сохранившей языческих богов в своей исконной близости природе, почве, земле. И об иудейском капитале, губящем землю ради наживы. О пагубной неарийской идее развития. И о злокозненном боге, сказавшем: "плодитесь и размножайтесь". А также поручившем человеку владеть всей Землею: "наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" (Бытие, 1:28). Не от этой ли веры в царственность человека - раковая опухоль цивилизации на теле планеты?

 Что может ответить на эти обвинения цивилизация? И под какими знаменами ей выступать?

 Что касается цвета, то, на мой взгляд, предпочтительнее всего цвет радуги. Где присутствует, кстати, и зеленый, не затмевая ни голубого, ни оранжевого. Впрочем, поскольку мир в целом и так многоцветен, можно обойтись вовсе без знамен. Будем считать, что знамя планеты - это и есть сама планета, а также то красочное знамение, которое само собой, без древка, возникает в воздухе, преломляя свет во влаге.

По существу же цивилизация может ответить экологам, что не она сама, а лишь недостаток цивилизации губителен для природы. В развивающихся странах природа куда быстрее гибнет и вырождается, чем в высокоразвитых. И все беды советской природы, более истребляемой, чем потребляемой, - именно оттого, что настоящая цивилизация здесь еще и не ночевала. Фабрика, льющая свои отходы в питьевую воду, - худшее варварство, чем дикарь, льющий в нее свою мочу. И только большой цивилизации дано излечить раны, наносимые природе малой цивилизацией.

Соотношение здесь такое же, как между верой и знанием. Приобретая начаток знания, человек теряет веру в Бога. Когда же он приобретает больше знания, то возвращается к вере. Так и цивилизация, развившись чуть более, чем позволял ей "развитый социализм", уже начинает работать на благо природы. И, кстати, преодолевать последствия тех катастроф, к которым расположена сама природа, периодически терзающая себя: вулканы, ураганы, метеориты...

Так, в один ужасный день на Земле вымерли все динозавры, царившие на ней 160 миллионов лет. Не от фабричных труб и стоков, не от ядерного взрыва - просто природа в очередной раз, в порыве беснования, растерзала себя. А существовала бы тогда цивилизация - глядишь, пару-другую динозавров она бы сохранила, вынянчила, размножила - и не пропал бы славный род глумливых великанов, которому теперь детишки изумляются только на картинках. Ноев ковчег, творение рук человеческих, - вот прообраз цивилизации, спасительной для живых существ. И спасающей их, по воле Божией, как раз от ярости природы, от разверзшейся хляби небесной.

 Ну а дальше в споре пошли бы уже цифровые выкладки. Экологов - с одной стороны, экономистов - с друго. Экологи говорят: человечество больше потребляет, чем производит. Цены на продукты питания и на минеральное сырье непрерывно растут, потому что запасы их сокращаются.

Экономисты же вычерчивают кривую за последнее столетие, а то и тысячелетие. Чем больше срок, тем нагляднее. И кривая эта показывает, что несмотря на маленькие зигзаги, цены на питание и сырье уверенно падают, как Ниагарский водопад. Хлеб, мясо, нефть, железо дешевеют, потому что совершенствуется технология их производства. Причем совершенствуется гораздо быстрее, чем сокращаются соответствующие ресурсы. И вообще нехватка природных ресурсов - лучший стимул научного воображения. Ведь нельзя сделать и шагу вперед, чтобы в промежутке чуть-чуть не упасть.

 И поэтому продовольственная ситуация в 1980-е годы - и в целом мире, и в отсталых странах - несравненно лучше, чем в 1960-е. Именно тогда экологи забили тревогу, предсказывая всемирный голод уже в начале 70-х годов. Потом они перенесли свое пророчество на конец 70-х. Потом на 80-е. Теперь, чтобы не так наглядно ошибаться, щедро отпускают для предстоящего голода срок ожидания побольше, до второго десятилетия, а то и до середины 21-го века. И требуют опомниться и срочно сократить рождаемость. Ч Между тем именно в странах с наибольшей рождаемостью продовольственное положение исправляется быстрее всего: Индия, Китай. И вообще, производство продуктов за любой обозримый период истории росло быстрее, чем население, от какого бы панического предсказания ни отсчитывать, хоть от книги самого Мальтуса (1798). Одним словом, все что ни предсказывают экологи, сбывается в точности наоборот.

Укажем на замечательное пари, которое заключили в 1980 году два непримиримых соперника: знаменитый американский эколог Пол Эрлих (Paul R. Erlich) и не столь знаменитый американский экономист Джулиан Симон (Julian L. Simon). Первый утверждал, что цены на металлы к 1990 году возрастут, второй - что упадут. Были выбраны контрольные образцы пяти важнейших металлов общей стоимостью 1000 долларов. Пришлось экологу, проигравшему по всем статьям, выплатить экономисту разницу между старой и новой ценой - а подешевели металлы в среднем примерно в полтора раза. [1]

 И тем не менее - экологи продолжают бить тревогу. Это превратилось в их профессию - так называемый "алармизм". С телевизионных экранов, разгоняя веселье реклам, вещают остепененные Кассандры. И в аудиториях, где они выступают, собирается гораздо больше встревоженных слушателей, чем вокруг оптимистически настроенных экономистов, которых слушают только полудремлющие коллеги.

Кажется, вот-вот американские экологи, вытесненные из точной науки, выйдут на площади - громить штаб-квартиры промышленных корпораций. И народ пойдет за ними, а не за надежными и обнадеживающими математическими формулами. Таков общественный потенциал тревоги. И такова ее общественная опасность.

 Что если экология, заявившая о себе зеленым цветом древесной кроны, двинется глубже? В корни, в почву, в массы. Не станет ли она коричневой? Экофашизм - вот еще неучтенная опасность 21-го века.

                                                                                     Февраль 1991