6. МОДАЛЬНЫЕ КАТЕГОРИИ В РАЗНЫХ ДИСЦИПЛИНАХ
Если в предыдущих главах Приложения мы описывали собственно
систему модальностей, последние две главы будут посвящены системе изучения
модальностей.
Модальные категории связаны с самыми универсальными свойствами
мироздания и человеческого поведения. Практически внутри каждой дисциплины
может быть выделен особый раздел, изучающий модальные аспекты ее основных категорий.
Выше уже говорилось о категории возможного в этике, психологии, теологии...
Но модальные разделы соответствующих дисциплин охватывают не только возможное,
но и самые разные аспекты можествования, включая необходимость и случайность,
способность и потребность, воление и желание. Мы приведем примеры из
двух дисциплин, расположенных на противоположных концах в системе научного
знания: экономики и эсхатологии.
а.
Мочь - иметь - стоить. Модальность в экономике.
Центральные категории хозяйства и права: "собственность" и
"стоимость"- содержат в своей основе знакомые нам модальные категории способности
и потребности. Собственность - это юридически узаконенная форма можествования,
предметом которой являются материальные объекты. Сам предикат "владеть",
"обладать", как показывает этимологическая связь этого глагола в ряде европейских
языков с корнем "мочь", содержит модальное значение можествования. В латыни
эта связь видна особенно ясно: posse - мочь; possidere - владеть (ср.
английскоe "possess" - владеть, обладать).
Обычно предикат "мочь" относится к действию и присоединяется к другим глагольным предикатам: "быть", "знать", "делать"... Особенность собственности как модальной категории в том, что объектом можествования выступает не действие, а вещь. Значение предиката "иметь" описывается как "мочь + наименование какого-то объекта", причем "мочь" здесь выступает как отношение чистой потенциальности, в отличие от "мочь делать", т.е. актуально пользоваться каким-то объектом. "Иметь" - это значит не производить с вещью какие-то операции и манипуляции, не пользоваться ею определенным способом в определенных целях, а мочь ее во всем объеме потенциальных действий по отношению к ней. Известная дихотомия двух предикатов "быть" и "иметь" является не чем иным, как проявлением более общей дихотомии "быть" и "мочь". Иметь - это "мочь" как характеристика целостного отношения субъекта к объекту можествования. Одно дело - "мочь делать", например, способность играть на флейте, и совсем другое - "мочь саму флейту", т.е. иметь ее в качестве собственности, "posse" как "possidere".
Собственность - более абстрактная форма можествования, которая относится, однако, к более определенному, индивидуальному объекту. Флейтист может играть на всех флейтах, но, с другой стороны, он может только играть на них. Напротив, собственник может владеть только определенной флейтой (или флейтами), но он может делать с ней все что угодно: играть, обменять, продать, подарить, уничтожить. Владение той или иной вещью (флейтой, часами, домом, заводом) ничем не отличается от владения другими вещами, но каждая из них требует особого мастерства, особого приема использования. Собственность на вещь относится к ее использованию как потенция к акту.
Категория собственности охватывает все потенции данного субъекта по отношению к объектам, подобно тому как категория власти охватывает все его потенции по отношению к другим субъектам. (В рабовладельческом или крепостническом обществе нет четкого различения между сферами власти и собственности; последняя может распространяться и на субъектов). Владение - это потенция, которая может реализоваться или не реализоваться в практике пользования вещью, это чистая форма можествования, которая именно своей абстрактностью родственна власти, когда один субъект "можествует" другого субъекта. Управление людьми так же отличается от власти над ними, как использование вещи - от владения ею. Заметим, что в русском языке хорошо прослеживается родственность "власти" и "владения", быть может, как результат смешения экономики и политики, характерного для тех обществ, где одни люди могут не только властвовать, но и владеть другими.
Если собственность определяется формулой "я могу данную вещь", то стоимость вещи определяется тем, насколько "я не могу без нее". Стоимость - модальная категория, которая характеризует уже не потенцию субъекта в отношении объекта, но потенцию объекта в отношении субъекта - либо прямо (потребительская стоимость), либо косвенно, в сравнении с потенциями других объектов (меновая стоимость). Иметь и стоить - это в какой-то мере обратимые категории, которые соотносятся примерно так же, как способность и потребность: "то, что я могу", и "то, без чего я не могу". Собственность - это моя власть над вещью; стоимость - это власть вещи надо мною, то, насколько она "может" меня. Если собственность соотносится с модальностью возможного (потенциального), то стоимость определяется в категориях необходимости: вещь имеет стоимость лишь постольку, поскольку люди хотят ее, нуждаются в ней, не могут ее не иметь.
Такого субъективного отношения, однако, недостаточно для экономического определения стоимости, которое включает в себя и иной аспект необходимости, а именно: общественно необходимый труд и общественно необходимое рабочее время, требуемое для изготовления товара при "нормальных", "средних" условиях производства и техническом уровне данного общества. Стоимость выступает как соотношение потребительской необходимости: насколько в данной вещи нуждаются люди - и производительной необходимости: сколько времени требуется для ее изготовления. Если одна из этих необходимостей отсутствует, вещь ничего не стоит - как ничего не стоит воздух, который всем нужен, но не требует времени для своего производства, или свалка мебели, производство которой потребовало огромных затрат времени, но которая никому не нужна.
Таким образом, собственность и стоимость так же взаимосвязаны
в мире экономических отношений, как возможность и необходимость - в сфере
онтических модальностей.
б. Необходимость и бессмертие. Модальная
эсхатология.
Далее мы обратимся к области, максимально далекой от законов
материального производства и потребления. Самой "бестелесной", отвлеченно
спиритуальной дисциплиной теологического цикла считается эсхатология,
которая рассматривает перспективы посмертного бытия человека, а также
бытия человечества после конца мира. Модальная постановка эсхатологических
вопросов вытекает из того факта, что конец физического существование человека
может означать и выход за предел самой модальности существования.
Жизнь и смерть обычно противополагаются друг другу в рамках актуального, как бытие и небытие. Но как тогда сформулировать проблему бессмертия? Есть ли это категория действительной модальности, бесконечное (хотя и незримое) продолжение актуального бытия, каким мы его знаем при жизни? Или бессмертие есть переход в другую модальность, которая определяется как необходимое, - уже не то, что есть, но то, что не может не быть? Человек постепенно превращает себя из случайного, каков он акте своего рождения, через возможности, предоставленные ему жизнью, в необходимое существо, которое, даже переставая быть, уже не может не быть.
Традиционно вопрос о бессмертии решался в теологии субстанциально, т.е. выделением особой субстанции в составе человека, которая именуется душой и наделяется свойством бессмертия, в отличии от преходящей, смертной субстанции тела. Но в Священном писании модальный язык используется по крайней мере столь же часто и значимо, как и субстанциальный язык. Говорится не столько о бессмертии души в отличии от тела, сколько о том, что надлежит человеку сделать и каким надлежит быть, чтобы обрести Царство Божие. Апостол Павел: "....Мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие" (1 Коринф., 15: 52-53). Здесь ясно сказано о том, что нетленность и бессмертие - это категории надлежания, долженствования, которые относятся не к определенной бессмертной субстанции в человеке, а именно к человеку как таковому, в его тленности и смертности. В "Деяниях апостолов" Павел и Варнава обходят учеников, "увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие" (Деяния апостолов, 14:22). И здесь о бессмертии говорится в модальных, а не субстанциальных терминах: обрести царство Божие надлежит "нам", человекам, а не какой-то части из состава человеческого.
Не отрицая субстанциальных разделений, следует все-таки допустить, что бессмертие есть категория надлежания, которая относится к человеку в его целостности. Поэтому не только душа, но и тело подлежат воскресению. Вопрос не в том, что обретает бессмертие, а в том, как его обрести: бессмертие есть надлежание, то, чему должно быть в человеке, что необходимо стяжать человеку.
Каждый индивид бессмертен в той степени и форме, в какой он сделал себя "надлежащим", т.е. превратил свое "есть" в "не может не быть". Дело не в бытии самом по себе, а в многажды бытии, проходящем через ряд модальных превращений и отрицаний: "мочь быть" (возможность рождения), "быть" (жизнь), "мочь не быть" (случайности и превратности жизни), "не быть" (смерть), "не мочь быть" (невозможность вечного продления жизни), "не мочь не быть" (невозможность уничтожения, необходимость бессмертия). Последнее называют "паки бытием", т.е. опять-бытием, дважды-бытием - в полном согласии с модальной предикацией того, что не просто есть, но не может не быть.[1]
В модальном смысле бессмертие - это форма предикации. Допустимо предположить, что после прекращения актуального существования индивиды пребывают именно в тех модальных мирах, которые они сами для себя создают формами своей прижизненной предикации. Со смертью остается все, как оно есть: индивиды и их предикаты, только из списка предикатов, доступных для индивидов, вычеркивается один: "быть". От того, как индивиды определяются в отношении своего земного существования, зависит в каких модальностях они будут пребывать за его пределом. Одни индивиды пребывают в форме должного, другие - возможного, третьи - волящего, четвертые - желающего,что в субстанциальных терминах проецируется как разные уровни и пространства загробного мира, картины ада, чистилища, рая.[2]
Мы привели только два примера того, как модальные темы возникают
на материале и в проблематике различных дисциплин. Вполне уместны были
бы модальные разделы и в таких дисциплинах, как физика и биология, история
и политология, психология и юриспруденция. Например, модальное изучение
истории было бы направлено на ее "упущенные" возможности и их смыслообразующую
роль в понимании событий прошлого инастоящего. А соответствующий раздел
юриспруденции имел бы дело с модальной природой и структурой таких категорий,
как право, закон, разрешение и запрет, свобода и принуждение.
[51] Например, то, что называется адом, можно представить как модальность
чистого воления, которое в отсутствие объектов есть страдание дурной бесконечности
- "червь неутолимый, огнь неугасимый"... О том, что усиление воли ведет
к страданию, писал такой ее несравненный знаток, как А. Шопенгауэр; тем
более безысходна и мучительна воля к жизни, вырвавшаяся за предел самой
жизни, т.е. ставшая предикатом без объекта. "Чем напряженнее воля, тем
ярче явление ее разлада, и, следовательно, тем сильнее страдание. Мир,
который был бы явлением несравненно более напряженной воли к жизни, чем
настоящий, являл бы тем больше страдания: он был бы, следовательно, адом".
Мир как воля и представление, кн. 4, раздел 68. Собр. соч. в 5 тт., т.
1, М., "Московский клуб", с. 365.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------