Михаил Эпштейн

            РОЗА МИРА И ЦАРСТВО АНТИХРИСТА:
           О ПАРАДОКСАХ РУССКОЙ ЭСХАТОЛОГИИ



5. Теократия и атеизм.
6. Верховный наставник.
7. Учение о Христе.

5. Теократия и атеизм.

        Идея теократии не случайно импонирует атеистам - она атеистична по своей природе. Иван Карамазов, принимая Бога, вместе с тем не может принять Божьего мира, в котором страдают невинные, истязаются дети. "Мне надо возмездие... и возмездие не в бесконечности где-нибудь и когда-нибудь, а здесь, уже на земле, и чтоб я его сам увидел. Я веровал, я хочу сам и видеть... Я хочу видеть своими глазами, как лань ляжет подле льва и как зарезанный встанет и обнимется с убившим его. Я хочу быть тут, когда все вдруг узнают, для чего всё так было. На этом желании зиждутся все религии на земле, а я верую" . Иван Карамазов требует осуществления всех эсхатологических чаяний в этом мире, оттого и возникает у него проект теократии, которая отдает мирскую жизнь под власть церкви, пусть даже забывшей о Боге, зато утирающей каждую слезинку ребенка. Ивану недостаточно каких-то загробных воздаяний, он хочет гармонии и счастья для всех людей уже здесь, на земле.
        Это вопрос теодицеи: как оправдать бытие всемогущего и всеблагого Бога теми страшными делами, которые творятся в Божьем мире? Существующий мир построен на крови и слезах, поэтому остается либо отвергнуть Бога, "вернуть ему билет", либо призвать Бога, в лице Его священнослужителей, к прямому вмешательству и наведению порядка на земле, "железной рукой загнать человечество к счастью", поскольку сами по себе, оставаясь свободными, люди только терзают себя и друг друга и счастливы быть не могут. Вопрос теодицеи, казалось бы, имеет два противоположных решения: либо атеизм, либо теократия. Если Бог есть, пусть Он сам правит на этой земле, если же мир остается во зле - значит нет и Бога.
        Но как показывает диалектика Ивановой идеи, раскрытая в образе Великого Инквизитора, эти два решения сходятся: теократия несет в себе скрытый атеизм. Тайна в том, что Инквизитор, осуществляя власть Бога на земле, сам не верит в Бога. "Инквизитор твой не верует в Бога, вот и весь его секрет!" - восклицает Алеша, и Иван одобряет: "Наконец-то ты догадался" . В самом деле, если вся правда и гармония жизни должна и может осуществиться на этой земле, тогда лишней становится сама вера в Бога, в Его небесное царствие. Великий Инквизитор, как и его создатель Иван Карамазов, - теократ и атеист в одном и том же лице. Иван начинает с того, что принимает Бога, но не принимает Божий мир, исполненный детских страданий; а заканчивает тем, что принимает мир "тысяч миллионов счастливых детей", созданный Инквизитором на земле, чтобы уже не не нуждаться в самом Боге и предать "человеколюбивому" огню инквизиции Христа, явившегося мешать человеческому счастью.        Подлинно религиозное решение вопроса о теодицее находится там, где Иван видит только неразрешимость. Страдания невинных потому и не могут быть искуплены здесь, на этой земле, что земля наша соприкасается мирам иным, которые могут быть только предметом веры и надежды, а не позитивного знания. Семя, попавшее на эту землю, должно страдать и умереть, чтобы дать всходы и плоды в жизнь вечную, - в этой Иисусовой притче из Евангелия от Иоанна (гл. Х11, ст. 24), взятой эпиграфом к "Братьям Карамазовым", и заключена вся теодицея, оправдание Бога-Сеятеля. Иван же раздваивается между атеизмом и теократией, несущими в себе одну ложь: ибо призвать церковь к прямому управлению людскими делами и устроению их гармонии на земле - значит отвергнуть Бога, отвергнуть правду миров иных, в которых таятся и корни, и всходы здешних чувств и мыслей. "...Сущности вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло всё, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным..." . Эти известные слова из поучения старца Зосимы могут быть по-настоящему поняты только в соотнесении с притчей о зерне, предпосланной роману. Семена иных миров, посеянные Богом на этой земле, только страданием и смертью принесут плоды. Нет Божьего сада без этих погибших семян, и неведом смысл земных страданий для тех, кто утратил чувство соприкосновения мирам иным. Как только мы начинаем разлагать эту связь, требовать полного счастья и гармонии здесь, на этой земле - так устраняется чувство иных миров, и теократический энтузиазм вдруг оборачивается атеистическим скепсисом.
        Иван Карамазов - всего лишь литературный персонаж, но в его терзаниях пророчески угадана судьба теократической идеи у величайшего русского философа Владимира Соловьева. Знаменательно, что Анна Григорьевна Достоевская, опровергая устоявшееся представление о том, что юный Соловьев был прототипом Алеши Карамазова, воскликнула: "Нет, нет, Федор Михайлович видел в лице Владимира Соловьева не Алешу, а Ивана Карамазова!"  Именно Иванова диалектика придает трагииронический смысл духовному наследию Владимира Соловьева. Срединный, центральный период своего творчества он посвятил защите теократии и проповеди объединения христианских церквей, и только на исходе жизни, в последнем своем сочинении "Повесть об Антихристе" (1900, заключительная часть "Трех разговоров"), ему внезапно раскрылся подлинный, атеистический и "антихристианский" подтекст собственных теократических построений.
        Уже в своих "Трех речах в память Достоевского" (1881-1883) Соловьев рассматривает теократическую идею как якобы главный завет, оставленный Достоевским потомкам. Он упрекает официальное, или догматическое христианство в том, что оно ставит своей границей "внутреннюю индивидуальную жизнь. Здесь Христос является как высший нравственный идеал, религия сосредотачивается в личной нравственности, и ее дело полагается в спасении отдельной души человеческой. Есть и в таком христианстве истинная вера, но и здесь она еще слаба: ее достает только на личную жизнь и частные дела человека"  Соловьеву этого мало, как будто "спасение отдельной души человеческой" не есть высшая задача, к которой и может готовить себя христианин, в том числе и участием своим в делах общества, - отличаясь тем самым от  ревнителей "вселенской церкви", которые хотят прямо спасти общество и губят собственную душу. Но для Владимира Соловьева религия призвана быть чем-то большим, чем "только" религия, "только" внутренняя индивидуальная жизнь, она должна вторгнуться во все сферы жизни, заняться разрешением национальных и профессиональных проблем. "Истинное христианство не может быть только домашним, как и только храмовым, - оно должно быть вселенским, оно должно распространяться на все человечество и на все дела человеческие. /.../ В действительности все общечеловеческие дела - политика, наука, искусство, общественное хозяйство, находясь вне христианского начала, вместо того чтобы объединять людей, разрознивают и разделяют их, ибо все эти дела управляются эгоизмом и частной выгодой, соперничеством и борьбою и порождают угнетение и насилие" .
        Как узнается в этих горячих словах нетерпение карамазовского сердца, которое никак не может примириться с угнетением и насилием на земле - и требует, чтобы христианство стало вселенским, а значит, вселенная - христианской, чтобы церковь навела свой порядок и возвела в высший обрядовый чин и науку, и искусство, и общественное хозяйство, чтобы во вселенной не осталось ни обид, ни грехов, ни вины, ни тайны соприкосновения мирам иным. Чтобы семя, посеянное в этом мире, не страдало и не умирало - а значит, и не давало всходов в жизнь вечную. В этом противоречие подобных теорий: они хотят, чтобы земля расцвела, как сад, но не хотят, чтобы умирали посеянные в ней семена, не постигают мистической связи между страданием и благодатью, между умиранием и воскресением, между павшим семенем и восходящим ростком. Из Достоевского таким теоретикам понятен Иванов бунт против неправедного Божьего мира и даже понятно Зосимово умиление миру как цветущему раю, но решительно непонятен эпиграф из Евангелия от Иоанна, который только и объясняет, каким образом неправедный мир, в котором засеваются страдания и слезы, может дать духовные плоды в мирах иных. Если Соловьев в своих "речах о Достоевском" и толкует Достоевского, то скорее всего, с точки зрения одного из персонажей, которому сам и послужил прототипом - Ивана Карамазова, предлагающего "оцерковить" вселенную, поставить ее под власть первосвященника-человеколюбца, чтобы устранить всякое насилие, всякое страдание, а значит, и потребность грешных в прощении и молитве, в самом Христе, который только мешает Великому Инквизитору править от имени Христа.
        Итак, задача истинного христианства по Соловьеву - "соединить все народы одной верой, а, главное, в том, что оно должно соединить и примирить все человеческие дела в одно всемирное общее дело..."  Но для того, чтобы объединить человечество, христианство само должно прежде объединиться, восстановить расколотое единство двух своих половин, восточной и западной, православия и католичества. Отсюда и теократический проект, вынашиваемый Соловьевым на протяжении десятилетия: объединить христианское человечество под властью русского царя и римского папы, что символизировало бы не только слияние западной и восточной церквей, но и слияние церкви и государства. Исторически возникшее единство западной католической церкви и единство российского самодержавного государства должны сочетаться в религиозно-политическом единстве всей христианской эйкумены, а потенциально - и всего человечества. "...Ни Церковь, лишенная орудия обособленной, но солидарной с ней светской власти, ни светское Государство, предоставленное своим собственным силам, не могут с успехом водворить на земле христианский мир и справедливость. ...Исторические судьбы судили России дать Вселенской Церкви политическую власть, необходимую ей для спасения и возрождения Европы и всего мира" . "...Запад, централизованный в Папе, и Восток, централизованный в Царе, друг друга дополняют великолепно"
        Здесь, конечно, Соловьев уже далеко выходит за рамки Ивановой фантазии, которая ограничивалась только католической церковью позднего средневековья. Нечто подобное по масштабу у Достоевского можно найти только в "Бесах", в горячечном воображении Петра Верховенского, который мечтает объединить социалистический интернационал с папским престолом, воссоздав тем самым во всей полноте идею "христианского социализма" - замысел, не лишенный своей внутренней логики и, во всяком случае, более последовательный в своем "интернациональном пафосе", чем соловьевский проект объединения католической церкви с русским самодержавием.
        В "Повести об Антихристе" этот самый проект, которому Соловьев предназначал быть осуществлением царства Божьего на земле, предстает как внушение Сатаны и дело Антихриста. Крупнейший русский богослов Георгий Флоровский верно истолковывает соловьевское духовное завещание, "Повесть об Антихристе", как расчет с его собственными всемирно-теократическими иллюзиями: "Нужно здесь отметить и еще одну, очень интимную черту. Ведь в книге Антихриста "Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию" нельзя не узнать намеренного намека Соловьева на его собственные грезы прошлых лет о "великом синтезе". "Это будет что-то всеобъемлющее и примиряющее все противоречия". Это и будет великий синтез. И в нем один только пробел: совмещены все христианские "ценности", но нет Самого Христа... В "Повести об Антихристе" Соловьев отрекался от иллюзий и соблазнов всей своей жизни и осуждал их с полной силой" .
 

                     6. Верховный наставник.

        Трагическое прозрение Соловьева состояло в том, что Антихрист явится не как борец с религией, а как великий праведник, миротворец и объединитель религий. Взойдя на свой императорский престол, объединив позитивные и гуманные силы во всем человечестве, он открывает всецерковный собор под "марш объединенного человечества" и обращается к христианам:  "Любезные христиане... Я надеюсь согласить все ваши партии тем, что окажу им одинаковую любовь и одинаковую готовность удовлетворить истинному стремлению каждой" . Для католиков, которым в христианстве важнее всего духовный авторитет, он восстанавливает верховный престол папы в Риме: для православных, которым дороже всего священное предание, он основывает в Константинополе Всемирный музей христианской археологии; для протестантов, которые превыше всего ставят личную уверенность в истине, он учреждает Всемирный институт для свободного исследования Священного писания. Католический епископ и восточный маг Аполлоний, возведенный императором на папский престол, провозглашает: "Я такой же истинный православный и истинный евангелист, каков я истинный католик" . В этой формуле ясно выражается стремление Антихриста быть всем для всех, совместить в себе все возможные добродетели и совершенства, стать тем, чем Бог станет в конце времен, по слову ап. Павла: "да будет Бог все во всем" (1 Коринф., 15:28).
        Вот почему и будущий Антихрист изначально сочетает в себе все возможные дары, художественную и научную гениальность, моральную праведность, политическую мудрость, мистическую прозорливость - в такой степени, что становится сам себе Богом, и никакой "другой" Бог ему и руководимому им человечеству отныне уже не нужен. "Он был еще юн, но благодаря своей высокой гениальности к тридцати трем годам широко прославился как великий мыслитель, писатель и общественный деятель. /.../ Помимо исключительной гениальности, красоты и благородства высочайшие проявления воздержания, бескорыстия и деятельной благотворительности, казалось, достаточно оправдывали огромное самолюбие великого спиритуалиста, аскета и филантропа" .
        И точно такой же великий спиритуалист, аскет и филантроп является у Андреева во главе Розы Мира. "...Во главе Розы Мира естественнее всего стоять тому, кто совместил в себе три величайших дара: дар религиозного вестничества,  дар праведности и дар художественной гениальности. ...Это было бы для всей земли величайшим счастьем. Потому что более могучего и светлого воздействия на человечество, чем воздействие гениального художника слова, ставшего духовидцем и праведником и возведенного на высоту всемирного руководства общественными и культурными преобразованиями, не может оказать никто. Именно такому человеку и только такому может быть вверен необычайный и небывалый в истории труд: этический контроль над всеми государствами Федерации и водительство народами на пути преобразования этих государств во всечеловеческое братство" (15-16).
        В своей апологии верховного наставника Розы Мира Андреев почти буквально следует соловьевскому описанию Антихриста, которому именно совокупность его добродетелей и дарований дала законную власть над объединенным человечеством. Считать ли это бессознательным внушением, невольным заимствованием? Вряд ли: Андреев внимательно читал Владимира Соловьева, возводил его в разряд величайших духовидцев и вестников и прямо ссылается на "Повесть об Антихристе" в заключительной главе "Розы Мира" (264). Если же считать, что Андреев, вторя Соловьеву, сознательно соотносит свою Розу Мира с деятельностью Антихриста, тогда все его сочинение должно быть вывернуто наизнанку и предстать грандиозной пародией именно на то, что явно и страстно проповедуется в книге.
        Не будем торопиться с окончательными выводами, но отметим это поразительное сходство андреевского проекта "Розы Мира" с тем, что излагается соловьевским Антихристом в его сочинении "Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию". Эта книга - образец того "всеединства", которое исповедовал в своей философии и теологии сам Владимир Соловьев и которое, уже после тоталитарных опытов ХХ-го столетия, заново провозглашается Андреевым. К "Розе Мира" вполне можно отнести сказанное Соловьевым об "Открытой книге": "Никто не будет возражать на эту книгу, она покажется каждому откровением всецелой правды. ...Всякий скажет: "Вот оно, то самое, что нам нужно; вот идеал, который не есть утопия, вот замысел, который не есть химера..."
        Роза Мира, как ее задумал Андреев, тоже есть широчайший путь, открытый для всех и каждого. "Несправедливы религиозные учения, утверждающие Узкий Путь как единственно правильный или наивысший" (21). Роза Мира разрешит все межрелигиозные, межклассовые, межнациональные разногласия и все противоречия между религией и наукой ("между Розой Мира и наукой никаких точек столкновения нет и не может быть", 18). Она одинаково привлечет к себе не только православных, католиков и протестантов, но и шинтоистов и индуистов, буддистов и мусульман. И сам верховный наставник, вторя Аполлонию в новых масштабах, сможет сказать о себе: "Я такой же истинный мусульманин и истинный буддист, каков я истинный христианин". Роза Мира проведет организационную, богословскую и психологическую подготовку к воссоединению христианских церквей, созовет Восьмой вселенский собор, а затем осуществит унию между христианством и другими религиями (29). Она соединит мистический опыт человечества с самыми радикальными общественными преобразованиями, крайний идеализм - с последовательным реализмом. "Интеррелигиозность, универсальность социальных стремлений и их конкретность, динамичность воззрений и последовательность всемирно-исторических задач - вот черты, отличающие Розу Мира от всех религий и церквей прошлого" (14).
        Главное же отличие, по Андрееву, - это "бескровность ее дорог, безболезненность ее реформ" (там же). Верховный наставник придет к власти законным путем плебисцита, он будет избран в руководители всемирной Федерации подавляющим большинством благодарного человечества - примерно так же, как и соловьевский Антихрист. То, что у Андреева названо всемирной Федерацией государств, у Владимира Соловьева именуется "всемирной управой", "ЦомитИ перманент универсел", "международным учредительным собранием союза европейских государств". И вот именно этот "человек безупречной нравственности и необычайной гениальности", "грядущий человек был выбран почти единогласно в пожизненные президенты Европейских Соединенных Штатов", а затем становится римским и всемирным императором, "новым владыкой земли" .
         Андреев подчеркивает, что в отличие от предыдущих единоличных тиранов, "верховный наставник должен стоять на такой моральной высоте, чтобы любовь и доверие к нему заменяли бы другие методы властвования" (16). Но таков и Антихрист у Соловьева: он открыватель "бескровных дорог", и его первый манифест начинается так "Народы Земли! Мир мой даю вам... Вечный вселенский мир обеспечен..." . И в самом деле, вскоре ростки войны по всей земле были вырваны с корнем. И в этом отношении новый примиритель земли далеко превзошел Христа, который принес человечеству новые разделения. "Христос принес меч, а я принесу мир, - говорит Антихрист. ...Суд мой будет не судом правды только, а судом милости... Я всех различу и каждому дам то, что ему нужно" (741).
        Соловьевский Антихрист не только отличается глубокой гуманностью, но и распространяет принципы миролюбия и милосердия на животных. "Новый владыка земли был прежде всего сердобольным филантропом - и не только филантропом, но и филозоем. Сам он был вегетарианцем, он запретил вивисекцию и учредил строгий надзор за бойнями; общества покровительства животным всячески поощрялись им" . Эта же гуманность, переходящая собственную границу гуманности, "возрастающая любовь, слишком широкая, чтобы замкнуться в рамках человечества" (107), обнаруживается и в мероприятиях Розы Мира, которая объявляет запрет убийства животных для каких бы то ни было промышленных или научно-исследовательских целей, добровольное вегетарианство, создание обширных заповедников и даже "планирование работы зоопедагогических учреждений во всемирном масштабе" (107), т. е. таких учреждений, где человек, изучив природу животных, "сможет перевоспитать, физически и умственно усовершенствовать, смягчить, преобразить их" (106), в частности, приучить волка к усвоению растительной пищи.
        Это убеждение в том, что человеку дано усовершенствовать и самого себя, и окружающую природу до такой степени, что в мире не останется больше ни насилия, ни страдания, составляет общую черту "Розы Мира" и всех подобных проектов "всемирной гармонии", которые подменяют реальное несовершенство человека идеей его совершенства и тем самым религиозное мировоззрение соединяют с тоталитарным. Подобно тому, как человек в этих проектах преобразует природу животных, так и верховный наставник преобразует природу людей, так что в своем средоточии "Роза Мира" есть человекобожеское откровение о совершенстве человека и его способности к самоспасению.
        Поразительно, что такой духовно чуткий автор, как Андреев, мог не почувствовать антихристова соблазна, давая следующую характеристику верховному наставнику человечества: "...Он - мистическая связь между живущим человечеством и миром горним, проявитель Провиденциальной воли, совершенствователь миллиардов и защитник душ. В руках такого человека не страшно соединить полноту духовной и гражданской власти" (16). Именно что страшно, если один из людей становится "мистической связью" и "защитником душ", да еще соединяет полноту духовной и гражданской власти. Этот другой, не Христос, воплотивший в себе абсолютное совершенство и сам "совершенствователь миллиардов",  может быть, с христианской точки зрения, только Антихристом.
        В соловьевской повести первым результатом работы Антихриста стало "прочное установление во всем человечестве самого основного равенства - равенства всеобщей сытости" . Точно так же и в андреевском проекте: "Смысл первого этапа правления Розы Мира заключается в достижении всеобщего материального достатка и в создании предпосылок для превращения Федерации государств-членов в общечеловеческий монолит" (246).
 

                              7. Учение о Христе

        Вспомним, что соловьевский Антихрист проявляет все христианские добродетели, но есть у него странный изьян: он не может прямо исповедовать Христа, что и служит началом его разоблачения. "...Исповедуй здесь теперь перед нами Иисуса Христа, Сына Божия, во плоти пришедшего, воскресшего и паки грядущего," - на эту просьбу православного старца Иоанна Антихрист отвечает странным молчанием, после чего старец и возглашает: "Детушки, антихрист!"  "Ибо многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист" (2 Иоанн, 1:7). Да и во всей книге "Открытый путь", хотя и "проникнутой истинно христианским духом деятельной любви и всеобъемлющего благоволения", ни слова не было сказано о Христе .
        В книге Андреева о Христе сказано много слов, но в главном его земная миссия признается неудавшейся и незавершенной. "О, Христос не должен был умирать - не только насильственной, но и естественной смертью. После многолетней жизни в Энрофе (в нашем физическом мире - М.Э.) и разрешения тех задач, ради которых Он эту жизнь принял, Его ждала трансформа, а не смерть - преображение всего существа Его и переход Его в Олирну (первый из миров восходящего ряда - М.Э.) на глазах мира. Будучи завершенной, миссия Христа вызвала бы то, что через два-три столетия на земле вместо государств с их войнами и кровавыми вакханалиями установилась бы идеальная Церковь-Братство. Число жертв, сумма страданий и сроки восхождения человечества сократились бы неизмеримо" (114).
        Опять, вопреки намерению автора, здесь слышится голос Ивана Карамазова-Великого Инквизитора, упрекающего Христа за то, что он позволил себя распять и не установил своей сверхъестественной властью, при долголетней жизни своей, мира и благополучия на земле. "Ты не сошел с креста, когда кричали тебе, издеваясь и дразня тебя: "Сойди со креста и уверуем, что это ты". Ты не сошел потому, что опять-таки не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной. /.../Итак, неспокойство, смятение и несчастие - вот теперешний удел людей после того, как ты столь претерпел за свободу их. /.../ Приняв мир и порфиру кесаря, /ты/ основал бы всемирное царство и дал всемирный покой" . И тот же упрек Христу, не принесшему счастья народам, звучит в размышлениях соловьевского Антихриста: "Я дам всем людям все, что нужно. Христос, как моралист, разделял людей добром и злом, я соединю их благами, которые одинаково нужны и добрым, и злым. Я буду настоящим представителем того Бога, который возводит солнце свое над добрыми и злыми, дождит на праведных и неправедных" . Именно "недовершенность" миссии Христа и оправдывает в глазах Антихриста его собственную миссию устроителя и завершителя человеческого счастья и позволяет смотреть на того "нищего, распятого" как всего лишь на своего "предтечу".
         Получается, по Андрееву, что миссия Иисуса Христа была бы выполнена более успешно, если бы после "многолетней жизни" он преобразился бы на глазах всего мира и, совершив эффектное чудо, перешел бы в высший план существования - тогда, за два-три столетия, на земле устранились бы войны и установилась бы идеальная Церковь. Если так следует понимать и исповедовать Христа, то как же тогда понимать и исповедовать Антихриста?
        Наконец, Андреев подвергает сомнению и основу христианских представлений о самом Христе - догмат о вочеловечении. Гораздо удобнее, по его мнению, считать, что Бог не вочеловечился, а выразил себя в Христе - что сразу превращает христианство в какое-то гностическое или теософское учение, где Христос только символически представляет собой человека, а не становится человеком в полном смысле, чтобы принять на себя страдание и освятить плоть человечества. "Как понимать, например, слово "вочеловечение" в применении к Иисусу Христу? Неужели мы и теперь представляем себе так, что Логос вселенной облекся составом данной человеческой плоти? /... Не нестерпима ли для нас эта диспропорция масштабов: сближение категорий космических в самом предельном смысле с категориями локально-планетарными, узкочеловеческими? /.../Не точнее ли было бы поэтому говорить не о вочеловечивании Логоса в существе Иисуса Христа, а о Его в Нем выражении при посредстве великой богорожденной монады...? ... Бог не воплощается, а выражает Себя в Христе... А если так, то отпадает еще одно из препятствий к соглашению христианства с некоторыми другими религиозными течениями" (27).
        Автор Розы Мира озабочен именно тем, чтобы согласовать христианство с другими вероисповеданиями - и ради этого готов пожертвовать человеческой природой Христа, единосущной Богу, признав его за один из многих символов, через которые Бог являл себя преставителям разных религий. Андреевский Христос - это не Богочеловек, а "Логос, Себя в Иисусе Христе выразивший преимущественно, но не исключительно. В этой идее нащупывается, на мой взгляд, путь к такому углу зрения, на котором могут прийти к взаимопониманию христиане и многие течения восточной религиозности" (26-27). Но зачем такое взаимопонимание, которое ведет к утрате того, что как раз и подлежит пониманию, - Богочеловеческой природы Христа? Так что на решающий вопрос старца Иоанна: "исповедуй Иисуса Христа, Сына Божия, во плоти пришедшего" - пожалуй, и автор Розы Мира был бы вынужден ответить таким же мучительным молчанием, как и тот, кому был задан вопрос.

______________________________
ПРИМЕЧАНИЯ

Достоевский, цит изд., т.14, с. 222.

Там же, с.238.

 Там же, с.290.

 Достоевский,  цит. изд., т. 15, Примечания к "Братьям Карамазовым", с.472.

  Владимир Соловьев. Три речи в память Достоевского. Сочинения в 2 томах, 2-ое изд.М., "Мысль",1990, т.2, сс.302-303.

 Там же, с.303.

  Там же, с.305.

  Владимир Соловьев. Россия и Вселенская Церковь. Собрание сочинений в 14тт. Брюссель, изд. "Жизнь с Богом", 1969, т.11, с.169.

  Письмо Соловьева епископу Штроссмайеру, 10 окт.1886 г. Соб. соч.,, т.11, с.387.

 Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Париж, 1937, с.466.

 Вл.Соловьев. Повесть об Антихристе, Соч. в 2 тт., т.2, с.752.

 Там же, с.757.

 Там же, с.740.

 Там же, сс.743-744.

  Там же, сс.745, 746.

 Там же, сс.745-746.

  Там же, сс.746-747.

  Там же, с.747.

  Там же, сс.754, 755.

  Там же, с.744.

 Достоевский, цит. соч., сс.233, 234.

 Соловьев, цит. соч., с.741.


(окончание)